МОРЕЛЛИ

Это наиболее загадочная линия. Получение информации по ней дается с большим трудом и сопровождается «ложными срабатываниями», когда исследуются лица, на поверку оказывающиеся мнимыми родственниками.

О Морелли в нашей родословной было известно изначально – в семейных преданиях фамилия дошла без искажений, и мы сравнительно быстро подтвердили это, найдя Прасковью Францевну Жемчужникову, урожденную Морелли. Камнем преткновения стал ее отец – «коллежский асессор Франц Морелли». Кроме имени и чина было известно только, что у него родилась дочь в 1796 г. Здесь-то и начались сложности: в поисках отца Прасковьи мы долго шли в неверном направлении, пока, наконец, не обнаружили истинного Франца. Но и в дальнейшем, сведения по этому роду добывались по крупицам из немногочисленных документов и свидетельств.

В поисках Франца.
Морелли и Россия

Казалось бы, на рубеже XVIII-XIX веков в России фигурировало не так уж много персонажей с фамилией Морелли и обнаружить среди них нужного не составит труда. Но поди ж ты! В действительности, «российских» Морелли этого периода набралось порядочно, но это полбеды – все-таки их было счетное количество. Главная проблема заключалась в том, что в источниках сведений о конкретном человеке помимо фамилии, как правило, не содержалось другой полезной идентифицирующей информации – требовались дополнительные изыскания. Кроме того, источники сами часто «путались в показаниях», смешивая одного Морелли с другим и усугубляя наши трудности.

Раз уж речь зашла о подмножестве Морелли в Российской Империи, а мы, так или иначе, занимались их поиском, то приведем здесь его результаты. Представляем список с краткой информацией (где возможно) практически всех известных нам личностей с этой фамилией, имеющих отношение к России второй половины XVIII – начала XIX веков. (Нам попадались и другие Морелли на русской службе – в основном художники Петровского и Елизаветинского периодов, но здесь мы их не рассматриваем.) В начале помещены наименее разработанные персонажи, информация о которых в различных документах часто заключается в одной строке или даже вообще без какого-либо описания. Возможно, некоторые лица в этом списке дублируются, но опять же – дополнительных исследований не проводилось, так как было очевидно, что к нашей родословной они не имеют отношения.

Отдельные персонажи

1. Морелли, музыкант

Запись в деле Кабинета Е.В. от 24 декабря 1763 г. 15:

Выдать уволенному от двора музыканту Морелли 150 руб. на путевые расходы.

Это самый ранний из известных нам Морелли на российской сцене второй половины XVIII века, но даже имени мы его не знаем.

2. Граф Франсуа (Франсоа) де Морелли

Отъезжающий из Петербурга 2 февраля 1769 г. Проживал на Б. Мещанской Адмиралтейской стороны 16. Учитывая титул и имя, было бы интересно разобраться, кто это такой.

3. Морелли (Мареллий, Муреллий), каменотес

Итальянец, каменотес при строении Исаакиевского собора, отъезжающий из Санкт-Петербурга 29 июня 1772 г. 17

4. Трое из Императорских театров:

Елена Морелли;
Морелли, машинист;
Безымянный Морелли 18.

5. Анна Морелли, итальянская танцовщица

В 1793 г. отставная танцовщица в театре «при старости своей дошла до крайней бедности». Просит выдать ей денег на дорогу из Санкт-Петербурга до Венеции, где жила ее дочь, бывшая замужем за купцом Метансой. Поначалу статс-секретарь Екатерины II А.В.Храповицкий намеревался помочь ей: «морем довольно будет 100 червонцев», но в деле есть записка на его имя с предупреждением, чтобы денег старушке на руки не давать «поелику она успеет скорее их прожить здесь, нежели уехать к дочери» 19. Чем дело кончилось, неизвестно.
Возможно, Анна была женой Космо Морелли – брата Франца Матвеевича (см. далее).

Отметим также Морелли, в России не бывавших, но имеющих к ней некоторое отношение.

6. Мария Магдалина Морелли, поэтесса

Писала под псевдонимом Корилла (Corilla Olimpica). Уроженка Пистойи (Pistoia) в Тоскане. В 1771 г. увенчана в Капитолии венцом, некогда присужденным Петрарке. Екатерина II, высоко ценившая поэзию итальянки, состояла с ней в переписке. Корилла писала панегирические стихи и посвящала оды графу Алексею Орлову, который «питал приязнь» к поэтессе. В 1778 г. он с позволения императрицы пригласил ее в Россию, но приезд так и не состоялся. Мария Магдалина умерла во Флоренции 8 ноября 1800 г. 20

7. Николо Морелли, гравер из Рима

5 февраля 1810 г. Гете подарил российскому посланнику при Вестфальском короле Льву Александровичу Яковлеву (1766—1839) кусок слоистого халцедона как прекрасный материал для камеи. Тот решил использовать камень для изготовления портрета дарителя, с тем, чтобы, в свою очередь, преподнести его поэту. 28 апреля 1811 г. Яковлев послал материал в Рим своему поставщику Николо Морелли с наказом: «Больше всего постарайтесь уловить сходство; так как этот писатель очень знаменит, то его портрет может Вам доставить другие заказы в том же роде». 14 декабря 1811 г. Морелли известил посланника о высылке ему ящика с заказанной камеей и слепками с нее, а 10 января 1812 г. Гете уже в изысканно-любезных выражениях благодарил Яковлева. Архивист В.Нечаева, первой опубликовавшей переписку с Морелли в 1923 г., называет камею «прекрасным произведением современного искусства» 21, но более поздний исследователь А.Эфрос пишет, что камея популярностью в Веймаре не пользовалась, где-то затерялась и до нас дошли только слепки с нее. Самого Морелли он считает ремесленником, а не мастером своего дела: сравнение его работы со слепком, с которого делался портрет, явно говорит не в пользу резчика из Рима 22.

8. Людвиг Морелли – профессор медицины в Пизе

В 1820–1829 гг. Иностранный Почетный член Санктпетербургского фармацевтического общества и иностранный корреспондент Императорского Виленского Медицинского общества 23.

Морелли де Розатти

Это редкий случай относительно «разработанной» семьи Морелли – про нее имеется порядочно сведений. Начнем с исторического анекдота, широко распространенного в то время. Его пересказывали многие современники, в том числе А.С.Пушкин, в чьем изложении мы его и приводим:

Потемкину доложили однажды, что некто граф Морелли, житель Флоренции, превосходно играет на скрыпке. Потемкину захотелось его послушать; он приказал его выписать. Один из адъютантов отправился курьером в Италию, явился к графу М., объявил ему приказ светлейшего и предложил тот же час садиться в его тележку и скакать в Россию. Благородный виртуоз взбесился и послал к черту и Потемкина и курьера с его тележкою. Делать было нечего. Но как явиться к князю, не исполнив его приказания! Догадливый адъютант отыскал какого-то скрыпача, бедняка не без таланта, и легко уговорил его назваться графом М. и ехать в Россию. Его привезли и представили Потемкину, который остался доволен его игрою. Он принят был потом в службу под именем графа М. и дослужился до полковничьего чина 24.

Трудно судить, насколько правдива эта история, но она с небольшими вариациями встречается во многих воспоминаниях. Все мемуаристы героем анекдота однозначно называют графа Гераклиуса (Ираклия) Ивановича Морелли де Розатти (Розати, Розетти) (~1752–22.2.1825), полковника, католика и масона. Насчет его национальности рассказчики расходятся: Пушкин никак ее не обозначает, а в примечаниях к его пересказу Морелли называют «авантюристом-итальянцем, бывшим скрипачом в одном из французских полков». Ф.Ф.Вигель 25 пишет про «французскаго музыканта, который принял италиянское прозвание, прибавив к нему своевольно графский титул». Похоже, Розатти действительно служил до отъезда в Россию во французском полку, а фамилия всё же указывает на итальянское происхождение. (Энциклопедический словарь Русского масонства 34 называет местом его рождения Ниццу в Савойском герцогстве. Сейчас оно находится на территории Франции, но в XVIII веке Савойя входила в Сардинское Королевство и больше тяготела к Италии). Что касается анекдотической истории с подменой музыканта, то для ее верификации неплохо бы подтвердить существование реального графа Морелли, скрипача из Флоренции.

На российской арене Морелли де Розатти мог появиться не ранее 1774 г., когда князь Г.А.Потемкин по-настоящему вступил в силу. И хотя графа называют авантюристом, ставя его в один ряд с Калиостро, всё-таки, его успехи сложно объяснить только интригами и протекцией. В турецкую войну он был среди «отличившихся мужественными подвигами на штурме Измаильском» и в 1792 г. получил орден Святого Георгия IV класса М 26.

Вероятно о нем же идёт речь при описании польских событий 1793 г. перед Вторым разделом Речи Посполитой, когда к королю Станиславу Августу прибыл посланник П.А.Зубова полковник Морелли. Д.Иловайский считал его шпионом Зубова, которому предписывалось наблюдать за деятельностью российского чрезвычайного посла в Польше – Я.Е.Сиверса 27; 28.

В 1794 г. Ираклий удачно (с материальной точки зрения) женился на Анне Ивановне ур. Елагиной, вдове бригадира Байкова, внебрачной дочери знатного вельможи И.П.Елагина. Последний оставил ей в наследство дом № 38 по Большой Морской, в котором, кстати, в 1780 г. останавливался граф Калиостро – якобы Иван Перфильевич пытался выведать у него секрет философского камня. В 1802 г. дом был выкуплен в казну для размещения здесь канцелярии генерал-губернатора, а сейчас там находится Санкт-Петербургский Союз художников 29. Кроме того, граф Морелли де Розатти владел домом по Бассейной, 17, который в 1816 г.был продан статс-секретарю В.Р.Марченко 30.

В 1815 г. служил в чине надворного советника в Инспекторском Департаменте по особым поручениям 31.

В 1817 г. граф вышел в отставку полковником и закончил свои дни в селе Татарщина Остерского уезда Черниговской губернии 32. У Анны Ивановны от первого брака было трое детей, а от Ираклия она родила еще троих 33. Наиболее известным был граф Лев (Леон) Морелли, подполковник артиллерии (1839), тоже масон и также награжденный орденом Св. Георгия 4 ст. 34.

Митавские Морелли

В 1795 г. Курляндское герцогство официально присоединилось к Российской Империи. До этого оно было в ленной зависимости от Польши, но всегда пребывало в сфере интересов и значительного влияния России (достаточно сказать, что императрица Анна Иоанновна до восшествия на российский престол в 1730 г. более двадцати лет была Герцогиней Курляндской). Столицей герцогства, а потом и новой губернии был город Митава (Mitau, ныне Елгава, Латвия). В то время в нем проживало 12–13 тыс. жителей, немалую часть из которых составляли иностранцы.

После французской революции в Митаве находили пристанище бежавшие из Франции аристократы, в том числе Людовик XVIII со своим семейством. Россия предоставила ему убежище в 1797 г., удалила в 1801 г., снова приняла в 1805 г. и вновь изгнала после Тильзитского мира в 1807 г. Ранее он в 1792 и 1796 гг., принимал участие в военных действиях антифранцузской коалиции, правда, предоставляя активную роль более энергичным деятелям: брату графу д'Артуа и принцу Конде. В 1798 г. войска последнего (около 5 тыс.) получили убежище в России, из них 100 лейб-гвардейцев конной роты разместились в Митаве для охраны Митавского замка – новой резиденции Людовика XVIII 35. По неподтвержденным сведениям около 1795 г. в столице Курляндии скончался Александр Бельгард-старший, перешедший из «Армии принцев» д'Артуа на службу в российскую армию.

Митава находилась на пути из Европы в Россию (это первый иностранный город, который увидел Н.М.Карамзин во время своей заграничной поездки в 1789 г.). Такое местоположение на оживленном перекрестке главных дорог привлекало предприимчивых людей со всего Старого Света. Казалось, все известнейшие авантюристы Европы облюбовали в свое время Митаву в качестве места пребывания. В 1780 г. здесь дурил головы местной знати всё тот же граф Калиостро, ещё раньше (1765) в Митаве останавливался прославленный ловелас Джакомо Казанова. В этой космополитической атмосфере мы находим и нескольких Морелли.

Мы нашли несколько архивных документов, подтверждающих наличие в Митаве купеческой семьи с этой фамилией. Происхождение ее явно немецкое – в 1828 г. купец И.Л.Морель подписывается как J.L.Morel. Но в русских документах члены этой семьи почему-то в основном фигурируют именно как Морелли. Впрочем, и в немецких метрических книгах Митавской лютеранской церкви Св. Троицы они тоже пишутся Morelli 36.

Что известно об этой семье? У упомянутого выше купца 3-й гильдии И.Л.Мореля, имеющего в Митаве два дома, был сын Людвиг Герман Морель (Морелли), родившийся около 1799 г. С 1823 г. Людвиг Герман служил писцом в Митавской таможенной заставе, а в 1828 г. его отец писал письмо графу Кочубею с просьбой определить сына в действительную службу, в коей тот и был утвержден по представлению начальника Рижского округа. У Людвига Германа к 1828 г. было трое детей: сыновья Эдуард (~1823) и Адольф (~1825) и дочь Ангелина (~1827) 37.

В метрической книге церкви Св. Троицы есть запись 1821 г. о бракосочетании Christina Wilhelmina Diedrichsen с Hermann Ludwig Morelli, родом из Поткайзена (поместья рядом с Митавой) 36. В 1822 г. у них родился сын Адольф Германович Морелли, окончивший Митавское уездное училище и в 1845 г. поступивший писцом в Курляндскую межевую комиссию. В 1854 г. он служил писцом высшего разряда в отделе регулирования при Курляндской палате Гос. имуществ 38.

Есть соблазн считать Людвига Германа Мореля и Hermann Ludwig Morelli одним лицом, тем более что у них у обоих были сыновья с именем Адольф. Но как раз несовпадение годов рождения этих Адольфов (разница в 3 года) не позволяет однозначно их отождествить. Вполне возможно, что речь идет о братьях Людвиге и Германе.

В той же метрической книге церкви Св. Троицы за 1807 г. встречается запись о смерти в возрасте 1 года некой Anna Catharina Morelli 36 Л.74. Принадлежит ли она к той же семье Морелей-Морелли – неизвестно.

Помимо метрических книг Митавы, имеются несколько печатных свидетельств (записки путешественников и путеводители) о том, что в начале XIX века в Митаве был отель (трактир) «Санкт-Петербург», которым заправлял некий Морелли 39; 40.

Эти сведения, в основном, относятся к чуть более позднему периоду, нежели нас интересует – «наш» Франц Морелли, как мы знаем, в 1796 г. был в Петербурге (позднее выяснилось, что уже в 1790). Но они однозначно показывают, что в самом начале XIX века в Митаве и окрестностях Морелли проживали. У умершей в 1807 г. Анны-Катарины были родители, а это еще два человека с такой фамилией.

Кроме того, речь в метрических книгах идет только о лютеранах. Если и существовали какие-то другие «приезжие» Морелли в Курляндии, то, учитывая итальянскую фамилию, они наверняка были католиками, но, к сожалению, записи о них нам пока недоступны.

Мы не обнаруживаем четких «отпечатков» пребывания нашего Франца в Митаве, тем не менее, как мы увидим позже, в его биографии проявляется некий «балтийский» след.

Семья танцоров Морелли

Это именно тот случай, когда мы долго шли в ложном направлении. На роль отца Прасковьи Францевны, как нельзя лучше, подходил губернский секретарь Франц (Francesco) Матвеевич Морелли (1752–1820), балетмейстер, танцор, учитель хореографии.

Родился в Милане, происходил из большой балетной Венецианской семьи. Дебютировал в Венеции еще в 1758 г. Был сценаристом Королевского театра в Неаполе. В 1768 г. приехал в Россию вместе с братом Кузьмой (Cosmo) Морелли.

Сначала служил танцором при Императорском театре в Санкт-Петербурге, в 1774 г. переехал в Москву, где стал учителем танцев при Московском университете. С 1779-го по 1781-й, работал в Варшаве и вернулся в 1782 г. в Москву, где заменил Л.Парадизи в Петровском театре.

В 1813 г. он получил место управителя имением в Останкино умершего в 1809 г. графа Н.П.Шереметева (наследнику Дмитрию Николаевичу Шереметеву было 10 лет и имуществом заправляли опекуны). В прошении Франц ставил себе в заслугу спасение останкинского дворца от разорения наполеоновскими солдатами в 1812 г. Но к должности управляющего он оказался неспособен и в конце 1814 г. от нее был отрешен – единственным занятием осталось преподавание танцев в Московском университете.

5 января 1820 г. Франц по прошению «по причине болезни и глубокой старости» был уволен от службы, а 25 февраля умер.

Был дважды женат:

ж1: Анжелика Казелли (Angelica Caselli), ум. до 1805 г.
Балерина, танцевавшая в России при дворе; вместе с мужем обучала крепостных хореографии в театре Шереметева. Происходила из балетной Неаполитанской семьи, связанной с семьей Морелли. Например, в 60-х годах в Неаполе ее брат Франческо Казелли танцевал вместе с братом и сестрой Франца Морелли – Доменико и Элизабетой, а в Варшаве в 1780 г. ставил балеты, где танцевали Космо Морелли с женой Анной (возможно эта та Анна, которая в 1793 г. просила денег на дорогу в Венецию – см. выше).

ж2: Елена Тимофеевна Жеркова (Жаркова, Жаркая)
В браке с ~1805 г., дочь слуги гр. Шереметева. Вероятно, это Алена Жаркая, бывшая крепостная танцовщица в театре Шереметева.

Франц Матвеевич был губернским секретарем – на четыре ранга ниже коллежского асессора, коим был предполагаемый отец Прасковьи. Кроме того, у нас не имелось каких-либо документальных свидетельств о его детях (в послужных списках таковых вовсе не указывалось). Всё это существенно подрывало версию его отцовства. Мы поначалу оправдывали нестыковки характером мужа Прасковьи – Луки Ильича Жемчужникова – творца невероятной легенды об «умыкании жены из Неаполя». По нашему мнению, он точно так же мог изменить чин тестя для повышения статуса невесты. В конце концов эта натяжка не понадобилась – мы нашли подлинного коллежского асессора Франца Морелли, и всё встало на свои места.

Тем не менее, Франца-танцора жалко! Накоплено много материала, просмотрены кипы документов и затрачено немало усилий. Мы практически сроднились с ним! Поэтому, чтобы наш труд не пропал даром, выкладываем «альтернативную» версию линии Морелли и некоторые любопытные документы в папке Dance Version на ГуглДокс.

Очевидно, что выше приведены не все Морелли, имевшие отношение к России в конце XVIII – начале XIX веков, но мы и не ставили такую задачу – просто зафиксировали информацию, полученную в результате поисков нашей родни. Кроме того, мы постарались внести больше ясности в имеющуюся путаницу в идентификации российских Морелли. Теперь, наконец, перейдем к нашему роду.

Правильная версия. Наша линия

Итак, настоящий коллежский асессор – отец Прасковьи Францевны – найден. Им оказался Франц Дементьевич (де) Морелли (Francisco Gaetano Geacomo Morelli), сенатский курьер, затем частный пристав. Подробнее о нем – в соответствующей статье, а здесь обсудим возможное происхождение рода.

В Италии было несколько дворянских родов Морелли – тосканские, неаполитанские, римские (из Лацио), туринские и другие. На данном этапе мы не знаем точно, к какой ветви принадлежал наш Франческо, поэтому не будем останавливаться на описании конкретных семейных линий. Заметим только, что наиболее известным и древним родом в Италии были Тосканские Морелли из Флоренции. Им посвящены две отдельные книги, изданные в XVII и XVIII веках 41; 42. Мы можем только предполагать, что наша линия – это Морелли из Ломбардии. Они появились там в середине XVIII века, в свою очередь, отпочковавшись от какой-то более крупной ветви – возможно, и Тосканской. Наше предположение основывается на единственном указании на место рождения Франца-Франческо, да и то в русской транскрипции, которая оставляет поле для трактования оригинального названия.

Домазия

В кратком послужном списке Франца Дементьевича за 1806 г. из дела 43 написано:

…из Дворян Италианской нации Римской Империи Города Домазии…

Почерк писца разборчивый и название города по-русски читается однозначно. Вероятно, Домазия перекочевала из других документов и, возможно, наименование изначально было записано со слуха. Потенциально это могло привести к искажению, но пока у нас нет других документов, будем опираться на это написание.

Наиболее подходящим местом в современной Италии, близким по звучанию к Домазии, является коммуна Домазо (Domaso) провинции Комо в Ломбардии. Это небольшой городок (около 1,5 тыс. жителей) на западном берегу озера Комо в северной его оконечности. Раньше это была рыбацкая деревушка (каменный собор Св. Бартоломео известен с 1247 г.), но в XVII веке здесь уже имелись виллы для знати, так что дворяне Морелли вполне могли жить в Домазо.

В пользу этого варианта говорят установленные факты проживания Морелли по берегам озера Комо и в его окрестностях.

Например, в 18 км на восток от Домазо есть коммуна Морбеньо (Morbegno) – так там просто имеется улица Морелли (Via Eugenio Morelli). А если еще продолжить движение на восток, то через 40 км попадаем в Тельо (Teglio), где около 1840 г. проживал дон Карло Морелли, каноник, известный тем, что был консультантом при составлении словаря диалектов в епархии Комо 44.

Согласно сведениям Dennis W. Morelli его предок Donato Morelli (~1707–1771) с женой и 5 детьми около 1750 г. переехал в Льерну (Lierna) на восточном берегу Комо (20 км строго на юг от Домазо). Известно имя отца Донато – Пьетро (Pietro) (род. ~1680), но откуда он прибыл – данных нет. Однако сам факт появления Морелли вблизи Домазо примечателен. Вполне возможно, что кто-то из родни Донато мог там поселиться и около 1770 г. родить нашего Франческо. (Генеалогии своей ветви Dennis посвятил сайт www.morelli-family.org.)

Что касается непосредственно Домазо – документальных свидетельств пребывания там Морелли в XVIII веке у нас нет. Но есть один крайне любопытный факт: в настоящее время (с 2011 г.) главой администрации коммуны является писатель и публицист Алессандро Морелли (Alessandro Morelli) (1977). Правда, родился он в пригороде Милана (87 км на юг от Домазо), но, согласитесь, совпадение замечательное.

Косвенным подтверждением «версии Домазо» служит указание в вышеприведенной записи на Римскую Империю. Вероятно, имеется в виду «Священная Римская империя германской нации», которая как раз в 1806 г. официально была ликвидирована в ходе наполеоновских войн. Так вот, Ломбардия в XVIII веке – одна из немногих итальянских областей, входивших в это межгосударственное образование (в 1714 г. отошла к Австрии). Поскольку единого государства Италия еще не существовало, а Священная Римская Империя была слишком аморфной, то требовалось отдельно писать про Итальянскую нацию.

Итак, несмотря на неопределенность географического положения прародины по этой линии, мы, по крайней мере, точно знаем (а раньше были сомнения), что наша линия Морелли начинается в Италии. Насколько правильно наше предположение о Домазо, и к какой конкретно ветви Морелли мы принадлежим, необходимо выяснять.

Поколения:

• mr.1 Франц Дементьевич (? – <1821)5-прадед

  сенатский курьер, частный пристав, коллежский асессор

  Содержание

  • Сенатский курьер
  • Полицейский. Квартальный поручик
    • Заговор. Убийство Павла I
    • Табакерка
  • Частный Пристав
    • Дело о краже денег у купца Камерона
  • Домовладелец
  • Путаница
  • Балтийский след
  • Заключение

  Написание фамилии в российских источниках: де-Морелли, Деморелли, просто Морелли или даже Мореллий. В метрических книгах лютеранской церкви Св. Петра 12, которые велись по-немецки, в записях о рождении детей приставка de появилась с 1796 г., хотя в других документах отмечалось, что он из Дворян Италианской нации. Возможно это связано с тем, что в 1796 г. ФД получил чин коллежского асессора, дававший право на дворянство и в России.

  Само имя писалось по-разному, подчеркивая иногда итальянское происхождение, а иногда российское подданство в онемеченном варианте (впрочем, имя Франц для того времени было вполне обыкновенным) 12:

  • Frantz Morelli – 1791;
  • Franoisco Gaetano Geacomo Morelli – 1792;
  • Francisco Gaetano Jeacomo Morelli – 1794;
  • Franz de Morelli – 1796, 1797.

  Что касается года рождения, то данных на этот счёт у нас нет. Из общих соображений можно сказать, что ФД родился где-то между 1760 и 1770 гг.

  ФД был католиком и выходцем из итальянского города, который по-русски писался как Домазия (см. рассуждения о реальном месте рождения выше). Первое документальное свидетельство его появления в России, а более конкретно – в Санкт-Петербурге, относится к началу 1790 г. (в феврале здесь у него родился сын Нимрод). Где он был до этого – предстоит выяснять.

  Полная неизвестность пока и с родителями ФД.

  В начале 90-х годов XVIII века после Французской революции Россия стала прибежищем для многих иностранцев, предоставляя выгодные карьерные возможности. Заметим, что и другие наши предки – отец и сын Бельгарды – тогда же эмигрировали в Россию. Видимо, на этой волне здесь появился и наш ФД.

  Сенатский курьер

  

  Так мог выглядеть ФД в 1794–1797 гг.

  Итак, в 1790 г. ФД поступил на российскую службу – он стал младшим курьером в Сенатском батальоне – специальном контингенте офицеров, солдат и курьеров для «караулов и посылок» при Канцелярии Сената в Петербурге и Сенатской конторе в Москве. Это была своего рода «правительственная связь» того времени – благодаря ей огромная империя могла существовать как единый административный организм. Помимо чисто курьерских функций на батальон возлагались и другие обязанности: караул в Коллегиях, Канцеляриях и Судебных учреждениях, конвой осужденных и арестантов, сопровождение сыщиков при поиске «воров и разбойников», а также инкассация 45. Неудивительно, что служба разрасталась, и к 1800 г. батальон стал полком из 5 рот с общим числом около 1400 человек с офицерами и курьерами. Последних было 100 человек: 50 младших и 50 старших 46. Курьерский чин приравнивался к унтер-офицерскому – не бог весть какой высокий. Младшему курьеру полагалось 80 рублей жалования в год. Но ФД уверенно поднимался по служебной лестнице, улучшая и материальное положение:

  • 11.01.1793 – старший курьер (100 руб.);
  • 21.12.1794 – прапорщик (191 руб.90 коп.);
  • 22.05.1797 – уволен в отставку.

  В Сенатском батальоне ФД служил под началом подполковника Д.Н.Муханова, который вместе со своей женой в 1796 г. был крёстным дочери Прасковьи.

  Полицейский. Квартальный поручик

  Что именно подвигло ФД на отставку – неизвестно. Тем более, что вновь он определился на службу только через 10 месяцев. Возможно, всё объясняется семейными причинами: 15 ноября у него родился сын Семён, при этом, в метрической записи о рождении ФД по-прежнему указан сенатским курьером. А, может быть, он просто подыскивал наиболее выгодное место в атмосфере неопределённости, возникшей в стране, после воцарения Павла I? Как мы увидим в дальнейшем, перемены в высших эшелонах власти сильно сказывались на судьбе ФД. Перемены же в это время были значительными.

  6 ноября 1796 г. Павел I занял место на российском престоле. Началась бурная реформистская деятельность, сопровождаемая свистопляской с внезапными отставками и назначениями, крутыми опалами и неожиданными возвышениями. Одним из фаворитов нового монарха оказался генерал-поручик Ф.Ф.Буксгевден (здесь не обошлось без женского влияния – жена Буксгевдена была близкой подругой Е.И.Нелидовой – тогдашней фаворитки монарха). В апреле 1797 г. Император пожаловал Федора Федоровича графом и назначил военным губернатором Санкт-Петербурга. Через полгода вышел Указ о подчинении столичной полиции военному губернатору на манер Московского управления. Буксгевдену предписывалось лично заниматься подбором чиновников и офицеров для полицейской службы, отдавая предпочтение опытным чиновникам, известным своим «беспорочным поведением». На волне перетряски штатов в полиции и появился ФД. Вероятно, свою роль сыграло его знакомство со смежными функциями Сенатского батальона (караул, охрана, сыск и т.п.).

  Итак, 23 марта 1798 г. ФД стал квартальным поручиком с переименованием в коллежские регистраторы. Чтобы были понятны дальнейшие продвижения ФД по службе и связанные с этим перипетии, стоит растолковать полицейское административное устроение Санкт-Петербурга того времени.

  Полиция Санкт-Петербурга на рубеже XVIII–XIX веков

  На высшем уровне полицейская иерархия столицы при Павле I выглядела так: общее руководство полицией поручалось военному губернатору, который имел двух адъютантов. Кроме того, в помощь ему придавались обер-полицмейстер и два полицмейстера. По части полиции военный губернатор ежедневно получал рапорты от обер-полицмейстера и непосредственно доносил императору. Обер-полицмейстер имел в своём ведении всю городскую полицию, а полицеймейстеры по половине города.

  Ещё при Екатерине II в 1782 г. был издан «Устав Благочиния или Полицейский», согласно которому «для охраны благочиния, покоя и добронравия» создавался новый городской административно-полицейский орган – Управа благочиния. Полиция вошла в Управу, следившую за пожарной, санитарной и общественной безопасностью города. По Уставу Санкт-Петербург был разделён на 10 полицейский частей, которые, в свою очередь, делились на кварталы по 50–100 дворов – всего 42 квартала.

  Во главе каждой части стоял частный пристав (именно от слова «часть», а не в смысле «приватный»). Частные приставы следили за «охранением тишины и спокойствия», присутствовали на всех публичных собраниях, вели регистрацию строений и жителей, давали разрешение на проживание в Петербурге и выезд из него, надзирали за гостиницами, трактирами, ресторанами, исполняли судебные решения, в случае происшествия проводили предварительный розыск, составляли протокол, брали под стражу. После указа Павла I от 1798 г. Управа Благочиния была упразднена, а частные приставы стали именоваться частными инспекторами (это официальное название не прижилось, и, как мы увидим в «Деле Морелли», последнего называют то Инспектором, то Приставом). В оперативное подчинение частного инспектора поступали конные (4 унтер-офицера и 24 драгун) и пешие (4 унтер-офицера и 20 рядовых солдат). Это был резерв для усиления патрулирования улиц города, подавления народных выступлений и задержания вооружённых преступников. В подчинении приставов находились квартальные надзиратели для каждого квартала в части.

  Квартальные надзиратели или, как их обычно называли, квартальные (1798–1802 – унтер-инспекторы) были первой полицейской инстанцией в городе. Обязательным требованием к ним было знание всех жителей квартала – по сути, они являлись «оком государевым», под пристальным взглядом которого проходила вся жизнь горожан. В распоряжении квартального имелся квартальный поручик и сторожа (караульные). При Павле I им приданы были унтер-офицеры (городовые), которые дежурили, стоя в специальных полосатых будках (прообраз будущей патрульно-постовой службы). Несмотря на большую приближённость к населению, квартальный надзиратель не обладал большими полномочиями для защиты горожан от притеснений, насилия и бедствий. Такие полномочия имел частный пристав, при особе которого постоянно находились два сержанта и в распоряжении которого была значительная по численности полицейская команда. Штат полиции Санкт-Петербурга при Павле I составлял 936 человек. Надзиратель же назначался по представлению частного пристава из квартальных поручиков.

  Квартальный поручик, коим стал ФД, являлся помощником квартального надзирателя. Он исполнял его поручения, иногда заменял его, естественно, не выходя за рамки полномочий. Самое интересное, что квартальный поручик, в отличие от своего начальника, был на выборной должности. Он избирался из числа местных жителей сроком на три года и утверждался губернатором.

  Мы не знаем, как проходили выборы ФД на должность квартального поручика – были ли они реальными, или носили только формальный характер, являясь по сути узаконением протекции Буксгевдена. Возможно, что десятимесячная отставка и была нужна для организации выборного процесса.

  По старому Уставу квартальный поручик должен быть X-го чиновничьего класса (коллежский секретарь), но первоначально ФД был присвоен только XIV-й класс (коллежский регистратор – самый младший чин в Табели о рангах). С чем это связано – непонятно. Видимо, совсем худо шли у него дела, раз он согласился на такую должность. Однако последующий карьерный рост ФД впечатляет:

  • 24.03.1799 – «за отличности и расторопности по разным возложенным на него Комиссиям жалован титулярным советником».

  Это беспрецедентный скачок – ровно через год после поступления на службу происходит повышение разом на 5 ступеней! Когда-то в 1737 г. существовал даже специальный указ о запрещении произведения коллежских секретарей в асессоры (т.е. через чин) без монаршего утверждения. Тут же речь идёт даже не о коллежском секретаре, а о коллежском регистраторе. Какие это были поручения (Комиссии), за выполнение которых, стало возможным такое поощрение? Но и это ещё не всё: в том же году – 13 декабря – ФД становится уже коллежским асессором! Видать, крайне полезным оказался он для сильных мира сего. Потом ФД не раз будет ссылаться на своё участие в неких важнейших Комиссиях, за которые получал Высокомонаршие благоволения.

  Заметим, что такой карьерный рост стал возможным уже при новом военном губернаторе. Буксгевден потерял расположение Императора (вернее, потеряла расположение фаворитка Нелидова). Граф был отправлен в отставку и удалился на некоторое время в подаренное тем же Павлом имение Лоде на территории нынешней Эстонии. В конце июля 1798 г. на его место был назначен правитель Рижского наместничества и первый генерал-губернатор Курляндии барон (с 1799 г. – граф) Петр Алексеевич Фон дер Пален (Peter Ludwig von der Pahlen). Судя по всему, ФД сильно приглянулся новому военному губернатору (если, конечно, он уже не был с ним знаком по Митаве – см. далее). ФД был явным протеже Палена – он был приближен к его особе и именно для него выполнял таинственные особые поручения. Вероятно, ФД являлся одним из двух адъютантов, положенных по статусу военному губернатору. Понятное дело, держать при себе «жалкого» коллежского регистратора граф не мог себе позволить – отсюда, наверное, и стремительное повышение в чине.

  Заговор. Убийство Павла I

  Собственно, вывод о том, что ФД был адъютантом Фон дер Палена мы делаем на основе упоминаний его фамилии в некоторых источниках при описании заговора 1801 г. Мы встречаемся с ним в двух узловых моментах дворцового переворота: первый – 11 марта на ужине у генерала Талызина, с которого заговорщики отправились в Михайловский замок; второй – 13 марта на банкете у графа Палена по случаю успеха заговора. В обоих случаях ФД, наряду с другим адъютантом, находится непосредственно при особе военного губернатора.

  Рассмотрим первый эпизод. Речь идёт о крайне важном событии в заговоре – ужине у командира Преображенского полка генерала Талызина в ночь убийства Императора. Именно здесь «подогретым» обильным количеством шампанского офицерам были сообщены детали предстоящего предприятия. Отсюда непосредственные исполнители (числом по разным источникам от 40 до 60 человек), разделённые на две колонны, отправились к противоположным воротам резиденции Павла I. Квартира Талызина находилась в здании казарм 1-го батальона полка, отделённого от Зимнего дворца Зимней канавкой, так что идти до Михайловского замка было не так далеко.

  Первое по времени упоминание Морелли сделал современник переворота немецкий писатель Август Коцебу, по просьбе Павла I занимавшийся в то время описанием вновь построенного Михайловского замка. Коцебу, понятное дело, сам участия в заговоре не принимал, но был знаком со многими его фигурантами и страстно желал «разузнать правду» о свершившейся «дворцовой революции». Сначала по горячим следам он записал увиденное и услышанное, а через десять лет придал окончательную форму своим Запискам. Итак, вот интересующий нас отрывок, относящийся к концу ужина у Талызина 47:

  После 11 часов граф Пален сел в извозчичьи сани, в сопровождении двух полицейских чиновников, итальянского авантюриста Морелли 231 и некоего Тирана, 232 молодого человека, жившего без дела, некогда бывшего офицером в войсках принца Конде и вышедшего в отставку, потому что должен был быть переведён в один из сибирских гарнизонов. После революции его имя дало повод к шутке более остроумной, чем справедливой: будто в России отныне остался один только тиран.

  Публикатор и переводчик Записок, князь А.Б.Лобанов-Ростовский, сделал два примечания к этому тексту касательно двух подручных Палена:

  231 Не итальянец ли Моретти, учитель английского языка при великих княжнах, пожалованный 11 августа 1801 г. в коллежские асессоры? (Санкт-Петербургские ведомости, 1801, с. 2448).

  232 19 марта 1801 г. титулярный советник Тиран переименован в ротмистры с определением в кирасирский принца Александра Вюртембергского полк и с оставлением адъютантом при генерале от кавалерии графе Палене (Санкт-Петербургские ведомости, 1801, № 26, с. 995).

  Как видим, Лобанов-Ростовский ошибался относительно первого – очевидно, что Морелли был для него совсем незнакомой личностью, и он даже сомневался в правильности звучания фамилии. Зато мы доподлинно узнаём, что второй – Тиран – точно был адъютантом Палена (впрочем, об этом известно и из другого официального источника – в звании капитана он остался адъютантом и при новом военном губернаторе в 1802 г. 48).

  Вслед за Коцебу эпизод с разъездом после ужина почти дословно с некоторым художественным приукрашиванием повторяет писатель Николай Энгельгардт в своём историческом романе 1907 г. «Павел I. Окровавленный трон» 49:

  Внизу в большие сани с богатым ковром садился граф Пален. Два полицейских чиновника — итальянец Морелли и француз по фамилии Тиран из войск Конде — садились с ним.
  – Тиран едет низлагать тирана! – скаламбурил кто-то.
  Пьяный хохот был ответом на плоскую остроту.

  Более поздний исследователь Натан Эйдельман, справедливо полагая, что адъютанты военного губернатора всегда находились при нём, «поместил» их непосредственно на ужин у Талызина 50:

  Офицеры, пирующие за длинными талызинскими столами, встают, когда входит Пален с адъютантами Морелли и Тираном;

  Заметим, что Эйдельман прямо называет ФД адъютантом.

  Второе упоминание ФД, относящееся к другому эпизоду заговора, встречается в дневнике Гёте. Поэт живо интересовался событиями, связанными с убийством Российского Императора и провёл на эту тему специальное исследование: «Die Palasterrevolution gegen Kaiser Paul I». Это одна из самых обстоятельных попыток воссоздать картину «дворцовой революции». Интересующий нас фрагмент относится к 13 марта – через день после переворота. В этот день участники заговора празднуют свою победу на квартире вождя – графа Палена. Гёте, видимо, пытаясь уяснить для себя роли заговорщиков, нарисовал графическую схему расположения пирующих за столом с соответствующими пометками. Рядом с кружком, обозначающим Палена, находятся ещё два 51:

  • 1. Полиц. адъютант Тиран,.
  • 2. Майор Морелли из полиции в районе графа. («в районе графа» – находится рядом с графом Паленом – А&Н).

  Снова всё те же два сопровождающих, и опять же Гёте абсолютно не осведомлен о личности Морелли – он даже называет его майором.

  Суммируя все вышеприведенные свидетельства, можно почти наверное утверждать, что ФД был адъютантом Палена, хотя, документального подтверждения мы и не имеем.

  Что можно сказать о роли ФД в «дворцовой революции»? Находясь постоянно при главном заговорщике, он, конечно же, был одним из немногих посвящённых в детали готовящегося переворота. Этот круг лиц был довольно узким, так как Пален, стремясь как можно дольше хранить тайну заговора, сообщил (вернее, дал распоряжения) исполнителям только перед самым выдвижением к Михайловскому замку, как раз, на ужине у Талызина. Пален непосредственного участия в убийстве Павла не принимал, пребывая в трагические минуты в другой части замка, и появился «на арене», когда всё было уже кончено. Так что наш ФД кровью в данном случае не запачкан, но очевидно, что свою роль, хоть и скромную, в перевороте он сыграл.

  Табакерка

  По различным свидетельствам орудиями убийства Павла I послужили два предмета: массивная табакерка и шарф. Сначала был нанесён удар табакеркой в висок Императора (по всей видимости, Николаем Зубовым), который свалил того с ног, ну а с помощью шарфа дело было завершено удушением. Сей факт мы отмечаем из-за любопытного символического подарка, сделанного новым монархом Александром I нашему ФД уже после переворота: царь наградил помощника Палена табакеркой! Конечно, это не было именно то злополучное орудие, но, согласитесь, что совпадение весьма красноречивое.

  Частный Пристав

  Итак, в Российской Империи воцарился новый монарх и начались очередные преобразования («всё будет как при бабушке»).

  15 марта 1801 г. городская полиция Санкт-Петербурга вновь передавалась в ведение военного губернатора (до этого короткое время с 30 ноября 1800 г. она находилась в подчинении у гражданского губернатора). Палену надо было как-то пристроить своего протеже – видимо, роль адъютанта уже была недостаточна для ФД. 21 марта 1801 г. (ещё даже не погребён Павел I) «велено ему исправлять должность Частного Пристава» в Литейной части Петербурга.

  Как оценить это назначение? С одной стороны, частный пристав – невеликая государственная должность, с другой – скачок от квартального поручика сразу в приставы весьма значителен и является очевидным повышением статуса. Отметим, что другой подручный Палена – Тиран – так и остался адъютантом, несмотря на назначение в кирасирский полк. Видимо военная жилка у Тирана превалировала, а ФД тяготел более к полицейской работе. Палену же, в свою очередь, нужны были доверенные и проверенные люди на местах в подчинённой ему полиции.

  Кроме того, должность частного пристава была весьма «хлебной» (см. его обязанности и права выше), это был «царь и бог» для гражданского населения вверенного участка. Литейная часть была второй по значению после 1-й Адмиралтейской и бурно развивалась – дома здесь приобретали знатные и обеспеченные люди, шло строительство дворцов и больших особняков для влиятельных вельмож. Часть ограничивалась Невой, Лиговским каналом, Фонтанкой и Невским проспектом и делилась на 5 кварталов. Полицейской управой части с помещением для арестованных – «съезжим двором» – был комплекс зданий между Фурштатской, 28 и Сергиевской, 49, где и по сей день пребывает отряд пожарной охраны. Сохранившаяся на участке каланча напоминает о находившейся там некогда съезжей.

  

  Сергиевская (ныне Чайковского), 49. Фото citywalls.ru

  За время пребывания в должности частного пристава ФД вновь оказался полезным и отметился положительным образом в глазах начальства: «за поимку воров, не только в своей Части, но и в других, получал от начальства благодарность, а от Высокомонаршей Милости золотую табакерку и иные благоволения». Однако счастье длилось недолго: опала Палена и либеральный уклон молодого монарха привели 21 ноября 1801 г. к отставке ФД. Более того, он сам оказался под следствием и находился под судом около 4 лет. Камнем преткновения стало незначительное уголовное дело.

  Дело о краже денег у купца Камерона

  Заурядное воровство обернулось разбирательством, длившимся почти 6 лет: с мая 1801 г. по декабрь 1806 г. Не считая должностных лиц разного калибра и множества свидетелей, в деле были задействованы две столичные полицейские части, Народный суд и Уголовная Палата, два обер-полицмейстера, два последовательно сменяемых военных губернатора Петербурга, два священника и Духовная Консистория, Правительствующий Сенат и, наконец, сам Император. При этом фигурантами дела были вполне заурядные персоны: купец, слуга, гончар и частный пристав.

  Подробнее об этом Деле смотри архивный документ «Рапорт Правительствующего Сената на имя Его Императорского Величества» и нашу статью «Дело 1801–1806». Там имеются любопытные подробности, а здесь мы кратко рассмотрим дело только в части, касающейся ФД.

  Итак, произошла кража денег слугой у своего хозяина – английского купца Камерона (возможно, брата знаменитого архитектора Чарльза Камерона). Расследование проводилось в Адмиралтейской полицейской части по месту совершения преступления. Изобличённый в воровстве слуга сначала назвал своего дядю – гончарного мастера – хранителем украденных денег, но потом отказался от своих показаний. Дело было спущено на тормозах, но Камерон, не получивший ни денег, ни удовлетворения, обратился с жалобой на неподобающее, по его мнению, проведение следствия напрямую к военному губернатору Петербурга Фон дер Палену. Граф распорядился провести переследование верному человеку – нашему ФД. Как мы уже видели, заниматься поимкой воров не в своей части было обычным делом для недавно назначенного пристава Литейной части (Инспектора, как он тогда официально именовался). ФД справился с поручением быстро и эффективно – через два дня преступники (слуга и его дядя) дали признательные показания, деньги были возвращены купцу, и дело можно было закрывать. Пален распорядился наказать нерадивого инспектора Адмиралтейской части выдержкой на хлебе и воде трое суток, а нашему приставу вынести очередную благодарность.

  Но тут в дело вмешалась высокая политика и известная двуличность монарха. Ветер переменился, что непосредственным образом сказалось на судьбе ФД. Александр I начал избавляться от главных заговорщиков, приведших его на престол и одним своим присутствием напоминавших ему о собственной неблаговидной роли в убийстве отца. Первым он отстранил Палена, всё более забиравшего власть не только в Санкт-Петербурге, но и во всей Империи. Граф был отослан в своё имение в Курляндии, а на его место военного губернатора в июне 1801 г. заступил будущий герой-полководец войны 1812 г., князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов.

  Император в начале своего царствования переживал либеральный период в своих воззрениях, в том числе во взглядах на пенитенциарную систему. (Например, в сентябре 1801 г. вышел его указ о запрете пыток.) Тут как нельзя кстати оказались поданные в том числе и на его имя жалобы гончарного мастера и его дочери. В них, помимо прочего, было сказано, что

  «частный пристав Морелли с ужасною строгостию в ночное время при держании отца в цепи и железах, связав руки назад веревкою крепко, и при дрании бороды*, вынудил ложное признание.»

  Александр I дал ход жалобам, и ФД в ноябре 1801 г. был отправлен в отставку. Началось «Дело инспектора Морелли о принуждении к даче ложных показаний». Из следователя он превратился в обвиняемого.

  Кутузов по Высочайшему повелению инициировал внутреннее полицейское расследование, которое осенью 1802 г. привело ФД на слушания в Уголовную Палату для «предания его осуждению». Бывший частный пристав пытался оправдываться, что не употреблял средств, оскорбляющих человечество, но факты «посадки в стул»** и «легкого» связывания рук сзади допрашиваемого не отрицал. Он утверждал, что делал это исключительно ради самого подозреваемого, дабы тот над собой ничего не учинил, поскольку слова и вид гончара приводили его в «сомнение». Ещё на стадии внутреннего расследования были опрошены 15 свидетелей – в основном, полицейские чины, присутствовавшие при следственных действиях, – но естественным образом они все вставали на сторону своего начальника и защищали честь мундира. Тем не менее, Уголовная Палата постановила наказать ФД месяцем тюрьмы, запретить ему вплоть до высочайших повелений занимать какие-либо должности и взыскать с него 10 рублей «за увечье и безчестье» в пользу наследников гончара (к этому времени мастер скончался).

  Судебное разбирательство, однако, не закончилось – не было выполнено одно из главных постановлений Народного суда по делу о краже: о возврате 3 500 руб., неправомерно, как оказалось, отобранных у гончара и отданных купцу Камерону. А тот уже благополучно убыл с ними в Англию, где ещё и сказался больным. Его представитель в России так искусно обставлял возврат денег бюрократическими проволочками, что получить их назад не было никакой возможности. В результате дело затянулось ещё на три года. Всё это время ФД считался находившимся под судом (официально он будет пребывать в этом статусе 3 года и 8 месяцев).

  Тем временем либерализм Александра I начал иссякать и он в очередной раз поменял своё отношение к подчиненным. Ещё в августе 1802 г. Кутузов был отстранён от должности военного губернатора Петербурга (как раз из-за недовольства результатами работы полиции), а в 1803 г. Его Императорское Величество Всемилостивейше пожаловал отставному инспектору пожизненную пенсию в 600 рублей в год. (Заметим – находящемуся под судом, что давало чёткий «сигнал» правоприменителям.) Затем совокупное дело о краже и о принуждении к даче ложных показаний было отправлено на ревизию в Сенат. К нему было приложено прошение ФД с изъяснением своей позиции и мотивировки действий. В прошении он вновь утверждал свою невиновность и приводил те же аргументы в оправдание. Жаловался на Кутузова, который, по его мнению, основываясь на догадках и простых уверениях в искренности «потерпевших», дал делу совсем другое течение, а Уголовная Палата «отяготила судьбу его», превысив «законную меру». Просил оказать ему законное покровительство, и тем защитить безпорочную и похвальную его службу, по которой был употребляем в важнейших Комиссиях и получил Высокомонаршия награждения.

  Наконец летом 1806 г. Правительствующий Сенат совершенно в духе новых консервативных веяний поставил в деле жирную точку. Он представил на Высочайшее имя рапорт с решением, которое абсолютно противоречило всем предыдущим выводам, сделанными Кутузовым, Уголовной Палатой и Народным судом: ФД был оправдан, вернее, срок нахождения его под судом был посчитан как достаточное оштрафование. При этом наказание было вовсе не за применение приставом жёстких мер при допросах и принуждение к даче ложных показаний (сами меры не казались сенаторам чрезвычайными), а за несоблюдение точного порядка и правовых процедур при проведении следствия, типа, исследования обстоятельств похищения денег и тому подобного. Впрочем, – замечал Сенат, – особой нужды в этом не было, так как обвиняемые и так «добровольно» сознались. Это и был главный аргумент для оправдания – «царица доказательств»: «понеже собственное признание есть лучшее свидетельство всего света». Кроме того, Сенат полностью проигнорировал заинтересованность полицейских чинов в качестве свидетелей по делу, и их показания легли в основание оправдательного вердикта.

  Заметим, что «потерпевшие» – наследники гончарного мастера – не только не получили удовлетворения в наказании ФД, но и в возврате денег им также было отказано (ведь гончар же сознался в приёме на хранение ворованного – опять же «царица доказательств»). Возможно, подспудно здесь сыграла свою роль полная бесперспективность взыскания денег с английского купца, который, похоже, стал единственным бенефициаром в затянувшейся тяжбе (из обстоятельств дела видно, что возвращённая ему сумма явно превышает ту, которую он якобы потерял в результате кражи – налицо была «коррупционная составляющая»).

  Мы опускаем здесь описание неблаговидной роли Православной Церкви в деле – смотри подробности в статье.

  12 декабря 1806 г. Александр I поставил на рапорте Сената резолюцию: «Исполнять». Дело было окончательно закрыто. ФД вышел сухим из воды, но карьера его была загублена – теперь ему оставалось только доживать свой век, пребывая отставным коллежским асессором. Пенсион в 600 рублей год – сумма, хотя по тем временам и приличная, – позволяла вести только скромный образ жизни. Подспорьем мог быть доход от домовладения.

  * «Драние бороды», как было показано в деле, производилось другим офицером, а не Морелли.

  ** «Стулом» называлась большая дубовая колода, весом свыше 20 кг, с вбитой в неё цепью, свободный конец которой закреплялся с помощью ошейника и замка на шее колодника. Передвигаться с такой тяжестью было мучительно трудно. Шейные рогатки, стулья и шейные цепи официально уничтожили по указу Александра I в 1820 году, хотя фактически их продолжали использовать и позже.

  Домовладелец

  ФД в разное время владел несколькими домами и участками в Петербурге.

  1. Участок на Васильевском острове

  Ещё в 1769 г. пустопорожний кусок земли на Васильевском острове по конец всех линий к Чекушам был отведён лейб-медику Крузу для застройки. Однако вплоть до 1798 г. застройка не проводилась, поэтому на основании старых указов, коими повелено: «производить строение, по набережной каменное в пять лет, а по дороге к кожевенным заводам деревянное в три года» данный участок мог быть передан в другие руки. Что и было сделано. В 1798 г. военные губернаторы – сначала Буксгевден, а затем Фон дер Пален – разделили участок на три части и передали другим владельцам. Одна часть ушла к гоф-маклеру Петру Барцу, но затем была передана ФД. Он владел этим участком до 1807 г., когда в результате тяжбы, затеянной наследницей Крузе – полковницей Албрехт, Сенат постановил вернуть ей отобранные участки «яко её собственность». Судя по всему, ФД сам застройки на участке тоже не производил и никакой компенсации за его возврат не получил 52.

  Возможно, что вышеупомянутая дочь лейб-медика Крузе полковница Албрехт была родственницей Карла Албрехта (Carl Albreht), одного из крестных Прасковьи Францевны.

  2. Дом у Поцелуева моста

  В Санкт-Петербургских Ведомостях за 1798 г. помещено объявление о продаже предметов искусства. Начиналось оно так 1:

  В доме Франца Морелли, у Поцелуева моста, продаются у г. Краузе лучшие живописные картины за умеренную плату…

  А в тех же Ведомостях за 1799 г. имеется другое объявление 2:

  Французский дворянин, чиновной и пожилой человек, намерен вступить в хороший дом учителем или собеседником; он не так желает большого жалованья, как благородного приема. О нем узнать можно в доме Вахтина под № 228 близ Поцелуева моста у г. де-Морелли.

  К сожалению, у нас нет документов, подтверждающих владение ФД домом (или домами) близ Поцелуева моста. В этом вопросе мы опираемся только на эти объявления, которые немного противоречивы: в первом говорится о владении домом, а во втором – о проживании в доме Вахтина.

  Статский советник Федор Вахтин, владел целым кварталом между Мойкой и Большой Офицерской улицей (ныне Декабристов) Здесь теперь стоит большой дом по наб. Мойки, 100 / Глинки, 1 / Крюкова кан., 4. Ещё в 1797 г. Вахтин поместил в СПб Ведомостях следующее объявление 53:

  Против Кригс-Комиссариата продаются три каменные дома: два в 3, а один в 2 етажа, под которым Поцелуев питейной дом, со всеми принадлежащими к оным службами и садом, окруженный с двух сторон водою. Желающие оные домы как все, так и порознь купить, могут спросить о цене у живущего в маленьком доме Капитана Деянова.

  Вполне возможно, что откликнувшись на это предложение, ФД и приобрёл дом у Вахтина. Что касается нестыковки с владением и проживанием, то это можно объяснить двумя способами: либо ФД действительно жил в доме Вахтина, при этом владея другим домом и сдавая квартиры в наем (тому же Краузе или пожилому французу-учителю), либо во втором объявлении дом, на самом деле принадлежащий ФД, по привычке назвали домом Вахтина. Вероятно, дом был продан в трудные для ФД времена, когда он находился под судом, – в адресной книге 1809 г. среди владельцев домов у Поцелуева моста Морелли не числятся 3.

  3. Дома в Рожественской части

  В этом случае мы имеем более задокументированные свидетельства о владении. Начиная с 1809 г. в адресных книгах СПб под различными адресами в Рожественской части указываются два дома №№ 489, 490 (457 и 458 по старой нумерации), которые принадлежали семье ФД. В 1809 г. адрес проживания его самого так и указан: «Морелли Франц Демент. Кол. Асс. Рож. ч. Подгор. ул. в соб. доме № 457», при этом в этой же книги на другой странице (110) владелицей обоих домов названа коллежская асессорша Деморелли, причём, адрес приводится по Манежной улице 3. Последнее обстоятельство не должно смущать, так названия улиц постоянно менялись, но в любом случае речь идёт о небольшом участке, ограниченном с четырёх сторон улицами: с юга – Офицерской (ныне Тверская), с запада – Манежной (ныне Кавалергардская), с севера – Воскресенской (ныне Шпалерная), с востока – Подгорной (название этой улицы в разные годы: Благовещенский пер, Старая Офицерская ул., Грязной пер., ныне это Ставропольская улица). Лучше всего эти дома показаны на плане Шуберта 1828 г. – здесь прямо указаны интересующие нас номера 489 и 490.

  

  Бывшие дома Морелли (489, 490) и Бенуа (491)
  в Рожественской части на плане Шуберта 1828 г.

  Видим, что два дома притулились к задней стене казарм Учебного Карабинерного полка. Слева находятся огороды, перед домами – двор с хозяйственными постройками и небольшой палисад. Теперь на этом месте стоит дом № 16 по Таврической ул.

  Владение этими домами отмечено вплоть до 1822 г.: «Деморелли, коллежской асессорши». В «Руководстве к отыскиванию жилищ 1824 г.» 54 в разделе «Сведения, кому ныне принадлежат дома под нижеследующими (новыми) номерами» записано:

  • 489 Бенуа прапорщика
  • 490 Бенуа подпоручика

  В этом же «Руководстве» на стр. 32 видим:

  • Бенуа, Михайло Леонтьев. Арт. Пор. Рож. № 491.

  Обратим внимание, что на плане Шуберта 1828 г. по соседству с «нашими» домами через Ст. Офицерскую ул. под № 491 находится дом с вычурной планировкой. Этот дом в 1822 г. отмечен принадлежащим наследникам придворного метрдотеля Луи Жюля Бенуа (1770–1822), а конкретно, как мы узнали выше, – его сыну, поручику артиллерии Михайло Леонтьевичу Бенуа (брату знаменитого архитектора Н.Л.Бенуа). Таким образом, дома 489 и 490 около 1823 г. были проданы соседу. Скорее всего, это произошло после смерти коллежской асессорши (то есть, проданы наследниками).

  Любопытно, что метрдотель, а потом его наследники, владели домом № 226 во 2-й Адмиралтейской части. Это знаменитый особняк Бенуа, сохранившийся до наших дней (Римского-Корсакова, 37 / Глинки, 15). Дом находится через один квартал от предполагаемого дома ФД у Поцелуева моста. То есть, Бенуа и Морелли – дважды соседи по Адмиралтейской и Рожественской частям.

  Путаница

  Мы уже отмечали выше, что наш поиск Франца Морелли сопровождался трудностями и ложными следами в идентификации личности. Но такие же трудности испытывали и его современники. В литературе до сих пор встречаются тексты, где наблюдается путаница в отношении Морелли.

  Выше мы приводили примечание Лобанова-Ростовского к «Запискам» А.Коцебу, где автор примечания сомневался в самоё фамилии адъютанта Палена, путая её с Моретти.

  Сам же Коцебу называет ФД авантюристом – возможно имея в виду потемкинского скрипача Морелли де Розатти.

  Есть ещё одно свидетельство мешанины в головах современников. Н.И.Греч (1787–1867) в «Записках о моей жизни» приводит такое суждение о временах Павла I:

  Павел воображал себя справедливым, а никогда не бывало в России такого неправосудия, как в его время: честных людей гнали и губили, негодяев и мерзавцев возвышали; например: полицмейстером в Петербурге был обанкротившийся трактирщик Морелли.

  Откуда этот трактирщик, да ещё и обанкротившийся? Вроде бы, наш ФД в отношении к ресторанному бизнесу не замечен. Да и частный пристав – совсем не полицмейстер. Потом эта байка не раз повторялась уже нашими современниками. Например, в статье, посвящённой истории общественного питания в Петербурге XVIII – начала XX века Ю.Демиденко пишет:

  С итальянской кухней петербуржцы познакомились, судя по всему, ещё в екатерининскую эпоху. Приехавший в Северную Пальмиру прославленный ловелас Дж. Казанова отыскал в Екатерингофе знаменитого на всю Италию Локателли – «отличного болонского ресторатора, которого не забыли ещё гастрономы». Неизвестно, пользовалось ли его заведение в Петербурге успехом. Во всяком случае его соотечественник трактирщик Морелли в России обанкротился и в царствование Павла I занялся вовсе не своим делом – служил полицмейстером.

  Мы можем только предполагать истоки появления этой неправды. Два варианта: либо каким-то образом примешался некто Морелли, владелец трактира «Санкт-Петербург» на окраине Митавы, либо произошла аберрация с кабаком Поцелуева на Мойке в квартале Вахтина, где у нашего Морелли был дом.

  Балтийский след

  Упоминая Митаву, мы не можем не отметить множество пересечений ФД с людьми из Балтии. Это заставляет думать, что он имел-таки какое-то отношение к этим местам, возможно, появившись в Петербурге из Италии через Прибалтику, например, вывезенный туда своими родителями. Укажем на некоторые такие пересечения.

  Наиболее значительное – приближённость к Фон дер Палену. Граф имел родовое поместье под Митавой, был генерал-губернатором Курляндии и Рижским наместником, да и закончил свои дни в 1826 г. именно в Митаве. С другой стороны, как мы уже знаем, в Курляндии существовало «гнездо» Морелли. Может быть, и наш ФД выпал из него?

  Буксгевден. Военный губернатор, взявший ФД на службу в полицию. Происходил из рода остзейских дворян и родился в Лифляндии. Закончил свои дни в эстляндском имении Лоде.

  Тиран. Вместе с ФД был адъютантом у Палена. Про него сообщают, что он был из войск Конде, а мы знаем, что из них около 100 лейб-гвардейцев были призваны для охраны Митавского замка. Здесь и сам Тиран мог познакомиться с Паленом.

  Жена ФД – Wichmann. Возможно, это и ничего не значит – он мог жениться на ком угодно, но всё-таки… Мы не знаем происхождение Марии Николаевны даже приблизительно, но эта фамилия была весьма распространена в Прибалтике.

  Дочь ФД – Ульяна – вышла замуж за выходца из Эстляндии барона Вреде. Тоже, конечно, весьма косвенное пересечение, но всё же говорит о круге знакомств семьи Морелли-Вихманов.

  Заключение

  ФД на поверку оказался пассионарной личностью – стремительные взлёты и падения, участие в судьбоносных событиях – своего рода авантюрный роман. На сломе эпох только такие люди и могли чего-то добиться. Тогда про свою судьбу говорили: «случай», имея в виду не только вероятность и игру в фараон с Богом, но и подвернувшуюся оказию в виде «родного человечка», знакомства с нужным влиятельным лицом и так далее.

  Уместна параллель с другим пассионарным нашим предком – А.А.Бельгардом-старшим. Несмотря на разницу в возрасте, судьбы их чем-то похожи. Оба – self-made-men, оба – пережили в своей жизни возвышение и опалу, оба – примерно в одно время вступили в русскую службу. Результат только разный – после суда ФД так и не смог оправиться. Но это и есть проявление того самого «случая», когда всё зависело от настроения сильных мира сего.

  В жизни ФД для нас остаётся немало загадок. Главная – как он попал из Италии в Россию? Не знаем мы пока и происхождение его жены. (С ней связана также непонятная надпись Hellert в графе mutter в метрической записи о рождении сына Семена в 1797 г.). Хотелось бы узнать и про таинственные поручения и Комиссии, за счёт которых ФД добился впечатляющего карьерного скачка. Но тут, вряд ли, мы что-нибудь выясним, так как, очевидно, что поручения были тайными.

  Неизвестен нам и год смерти ФД. Он был жив в 1808 г., а в 1821 г. его жену называют вдовой. Удовольствуемся пока этим большим, но, по крайней мере, достоверным диапазоном.

  Будем надеяться, однако, что появится новая информация. На раннем этапе наших исследований нам только имя и было известно, а теперь мы уже знаем такие подробности, о которых даже не мечтали.

  ж: Вихман (Вихмар) Мария Николаевна (Maria Elizabeth Wichmann) (?–>1821), лютеранка.

  Правильное написание девичьей фамилии должно быть, конечно же, Вихман, но в русской транскрипции мы встречаем только одно упоминание (Вихмар) в документе 1821 г., где писец либо записал фамилию со слуха, либо неправильно прочитал двойную букву «n», которая в немецких рукописных метрических книгах часто писалась как одиночная «n» с черточкой над ней. В том же документе Мария Николаевна указана вдовой 4.

  В указателе владельцев домов за 1822 г. она названа коллежской ассесоршой Деморелли, владеющей домами в Рожественской части по Офицерской (ныне Тверской) ул., №№ 489, 490 13.

  Д(5):

  • Нимрод-Кристиан (03.02.1790–?)
  • Юлия (Ульяна) (24.05.1792–26.01.1818)
  • Катарина-Мария (30.05.1794–?)
  • Прасковья (17.06.1796 – 02.11.1855)
  • Семен (Simon) (15.11.1797–?)

• mr.2.1 Нимрод-Кристиан Францевич (03.02.1790 – ?)

  Nimrod Christian Morelli

  Сын коллежского асессора Франца Дементьевича.

  Крещен ровно через год после своего рождения 3 февраля 1791 г. в лютеранской церкви Св. Петра. Крестными (Taufzeugen) были: Nicolaus Chardio, Christian Gerber и Carl Ulbricht 12(л.76).

  В записи о крещении имеется приписка пастора об обстоятельствах проведенного обряда. Из-за неразборчивого почерка и трудностей перевода со старо-немецкого (мы даже обращались к специалистам) можно привести только приблизительный осовремененный перевод примечания:

  Место, куда нас вызвали, находилось далеко, и, так как у меня были другие дела, приходилось спешить. Обряд проводили я и кистер (пономарь). Этот ребенок только что появился на свет и должен был быть окрещен тут же прямо в день своего рождения. Но обряд не состоялся, так как отец римско-католического вероисповедания, итальянец, хотел, чтобы ребенок был крещен в его веру, а мать – евангелическо-лютеранского – хотела крестить в свою. Поскольку мать, кажется, уже некоторое время сильно больна, для ее утешения были еще раз оплачены издержки, чтобы выполнить ее заветное желание о крещении ребенка лютеранином.

  Эта приписка дала нам важную информацию: отсюда мы впервые узнали, что Франц Дементьевич был итальянцем и католиком, а Мария Николаевна – лютеранкой. Ее происхождение пока остается загадкой.

• mr.3.1 Ульяна (Юлия, Julie) Францевна (24.05.1792 – 26.01.1818)

  Anna Juliana Morelli

  Дочь коллежского асессора Франца Дементьевича.

  По мужу баронесса Вреде. Подписывалась: Julie de Wrede.

  Крещена 12 июня в лютеранской церкви Св. Петра 12(л.76).

  В 1815 г. была восприемницей при крещении Платона Жемчужникова (сына сестры Прасковьи).

  В 1817 г. после смерти мужа обратилась с просьбой на имя Государыни Имп. Елизаветы Алексеевны о вспоможении для себя и малолетней дочери. Получила 100 руб 10 и через год умерла от чахотки (auszehrung). Ее дочь Мария оставшись круглой сиротой протянула недолго и умерла в 13 лет (тоже auszehrung).

  Вот выдержки из книги Энгельгарда 11 (метрические записи церкви Св. Анны в СПб) о браке Ульяны, о ее смерти и смерти дочерей:

  

  В метрической записи 1809 г. о бракосочетании Ульяну называют дочерью Hofrats, что, вообще-то говоря, означает «тайный советник», но мы знаем, что ФД ушел в отставку лишь коллежским асессором.

  м: Вреде Владимир Астафьевич (Frommhold Giesebrecht Otto von Wrede) (30.03.1785–1816), барон, подполковник, участник войн с Францией в 1806–1807 и 1812–1815 гг. Умер от пулевых ранений в правые: руку, плечо и лядвию в Рижском военном госпитале 20. Его братья Богдан и Карл также были офицерами Российской армии и участниками войны 1812–1815 гг. Имена братьев увековечены в Галерее Воинской Славы на стенах Храма Христа Спасителя в Москве.

  В выше приведенной вырезке под № 5801 можно увидеть запись о браке барона Александра Вреде и Софии фон Фаншо – это дальняя родня Владимира Астафьевича. Вообще следует сказать, что благодаря браку Юлии и Владимира мы получаем в свояки большую семью эстляндских баронов Вреде, которые в свою очередь связаны различными родственными узами с семьями Кноррингов, Врангелей, Крётц и других из Прибалтики и Германии. Благодаря этому наше древо соединяется с «мировым» древом (см. например нашу двойную связь со Швенцонами.)

  д:

  • Мария (~1809–10.06.1822), в 1819 г. была восприемницей при крещении Надежды Жемчужниковой (дочери своей тетки Прасковьи Францевны) 10. 
  • Мария-Любовь (20.11.1809–25.03.1810), полное имя: baronesse Marie Ljubow Augustina Juliane Pauline Dorothea Christina Charlotte – вероятно близняшка Марии, умерла младенцем.

• mr.4.1 Катарина-Мария Францевна (30.05.1794 – ?)

  Catharina Maria Sophia Morelli

  Дочь коллежского асессора Франца Дементьевича.

  Крещена 2 июля в лютеранской церкви Св. Петра. Крестных было 8 человек: Franz von Moller, frau Catharina Robert, Alexander von Toll, Anna Maria Brasche, Leonhard Jackson, Salomon Dowitsch, Joseph Alexander Caligari, frau Maria Beatti 12(л.108).

• mr.5.1 Прасковья Францевна (17.06.1796 – 12.11.1855)4-прабабушка

  Proscovia Anna Johanna Bogomilova Morelli

  Дочь коллежского асессора Франца Дементьевича.

  Крещена 15 июля в лютеранской церкви Св. Петра 12(л.136).
  Крестные:

  1. Прасковья Муханова (Proscovia Muchanova a. Russin)
  2. Анна де Браш (Mad. Anna de Brasch) – была крестной у Катарины-Марии.
  3. Анна Петерсен (Mlle Anna Petersen)
  4. Анна Ревеллен(р) (Mlle Anna Revellen(r))
  5. Жена коммерсанта Богомилова фон Тоши (Fr. Kommersanin Bogomilova v. Torschi)
  6. к.а. Матвей Иванович Савинский (Collegianasessor Mattwey Jwanof Savinski)
  7. подп-к Данила Никитич Муханов (senatsmajor Danila Nikitin Muchanof)
  8. л-т артиллерии Вильгельм фон Фромхольд (Artillerie lieuten. Wilhelm v. Fromhold)
  9. т.с. Николай Катен(р)вольф (Tit. Rats Nicolay Katen(r)wolf)
  10. переводчик гос. коллегии Александр фон Толь (Translateur? u. Reiche Colleg. Alexander v. Toll) – был также крестным у Катарины-Марии и Семена-Карла.
  11. лейтенант фон Кламмер (Lieutenant v. Klammer)
  12. Карл Альбрехт (Carl Albrecht)
  13. Георг Антон Нойман (Georg Anton Neumann)
  14. майор барон фон Фрейдорф (Maior. Bar. v. Freydorf)

  Среди крёстных указаны командир отца в Сенатском батальоне Данила Никитич Муханов и его жена Прасковья Ивановна, которая и дала основное имя. Имеется также некая Bogomilova von Torschi, «подарившая» необычную часть в полном лютеранском имени.

  Прасковья Францевна считалась необыкновенной красавицей. Там и сям со ссылкой на книгу «Родословная дворян Жемчужниковых» 6 ее называют неаполитанской еврейкой и графиней де Морелли, впрочем, ее «титул и происхождение... вызывали у современников серьезные сомнения» 7. Однако в «Родословной дворян Жемчужниковых», составленной ее племянником Петром Петровичем Жемчужниковым, этой фразы нет, да и быть не может, так как книга представляет из себя сухую поколенную роспись. Впервые мы встречаем «неаполитанскую еврейку» в примечании к письму А.С.Пушкина П.В.Нащокину от 7 октября 1831 г. В письме речь идет о финансовых отношениях с ее мужем Л.И.Жемчужниковым и в примечании приводится небольшая биографическая справка 55. Хотелось бы выяснить, что послужило первоисточником этого утверждения для составителей примечаний Б.Л. и Л.Б. Модзалевских?

  В 1821 г. Прасковья вышла замуж за отставного Лейб Гвардии Измайловского полка полковника Луку Ильича Жемчужникова. Но их отношения начались гораздо раньше – еще до брака у них родилось четверо детей: Платон, 1815, Владимир, 1816, Надежда, 1819 и Александр, 1820. Что мешало оформить супружество до этого – неясно.

  В семье Жемчужниковых бытует легенда, что Лука Ильич выкрал невесту в Неаполе. «Якобы между ними была дикая страсть и она была очень богата, но замуж её не отдавали и пришлось красавицу воровать и тайно увозить в Россию» 8. Эта легенда, весьма похожая на мистификацию в духе ее мужа, оказалась весьма живучей и широко распространилась в российском обществе.

  Неожиданным образом «неаполитанская еврейка» через 100 лет аукнулась правнуку ПФ – нижегородскому губернатору и будущему Министру Внутренних Дел Алексею Николаевичу Хвостову (1872–1918). В кадетской газете «Рѣчь» за 1912 г. была напечатана анонимная антисемитская статейка «Генеалогия Г. Хвостова», высмеивающая пристрастие губернатора к поиску своих русских корней. В ней, в частности, встречается такой пассаж:

  Сущая правда, что бабушка Г. Хвостова была потомственная дворянка Е.Л. Жемчужникова. Но неужели Г.Хвостову неизвестно, что отец ея, Лука Жемчужников, привез в с. Воронец Елецкого у. неаполитанскую еврейку, и, прижив с нею дочь, впоследствии бабку Г. Нижегородского губернатора, крестил эту еврейку и на ней женился?
  Если это Г. Хвостову было неизвестно, то теперь он бесспорно получает новый толчок для своей блестящей карьеры.

  «Речь», 1912 № 64, СПб.

  Редкостная чушь! Во-первых, Екатерина Лукинична родилась уже в законном браке, во-вторых, село Воронец принадлежало ее будущему мужу, где она поселилась только в 1840-х годах, так что, абсурдно полагать, что Лука зачем-то привозил туда свою жену. Ну а главное – еврейкой, перекрещенной в православие, да еще из Неаполя, ПФ никогда не была. По сведениям, предоставленными самим полковником в 1822 г. 9,

  он вступил в первый законный брак с дочерью коллежского асессора Франца Деморелли девицею Параскевою лютеранского закона и венчаны они прошлого 1821 года мая 22 числа в Санкт-Петербурге обер-священником Армии и Флота Державиным в домовой его церкви, состоящей близ Измайловского моста в Подьяческой улице.

  Поскольку невеста была лютеранского закона, а жених – грекороссийского, то на брак необходимо было дозволение Духовной Консистории. Таковое было получено за три дня до венчания – Указ СПб ДК от 17 мая 1821 г. № 1048. В течение одного дня 18 мая 1821 года Лука написал прошение в Духовную Консисторию, получил на руки Указ для доставления оного протоиерею Измайловского полка, взял «сказку» от невесты о ее семейном положении и об обязательстве мужа своего, во всю свою жизнь ни прельщением, ни ласканием, ни угрозами и никакими другими видами в веру своего исповедания не приводить, и за содержание им веры его православной никакого поношения и укоризны не чинить … (Подробнее см. Дело о венчании).

  Фридрих (Тимофей) фон Рейнбот (1781–1837), пастор лютеранской церкви Св. Анны в Санкт-Петербурге. Известен, как назначенный царем духовник декабриста Пестеля перед казнью.

  В тот же день от пастора Евангелической церкви Св. Анны Ф.Рейнбота обратно получил свидетельство о лютеранстве невесты, препроводил все необходимые бумаги в Измайловскую церковь и стал готовиться к свадьбе.

  26 мая протоиерей церкви Лейб Гвардии Измайловского полка Петр Громов рапортует в Духовную Консисторию, что оные лица венчаны сего 1821 года мая 22 дня. По исполнению всех осторожностей и должных свидетелях, подписавшихся под законным обыском 4.

  С этим законным обыском – отдельная темная история: в 1828 г. для удостоверения законнорожденности их дочери Марии понадобилась справка о действительности венчания Луки и Прасковьи – в результате, более полугода две Духовные Консистории – Калужская и Санкт-Петербургская – искали по метрическим и обыскным книгам церквей Лейб Гвардии Измайловского полка соответствующую запись о браке, и обнаружили ее не в домовой, а в Троицкой церкви полка, да и то, только со второго раза 9. См. Дело о справке.

  Брак, по всей видимости, оказался счастливым и в буквальном смысле «плодотворным»: до 1839 г. Прасковья родила еще 12 детей.

  В 1843 г. ПФ всё-таки приняла православие. «Присоединение» произошло 15 сентября в Московской Богородице-Рождественской церкви в Столешниках 58.

  Лука Ильич вел весьма бурную жизнь, профессионально играя в карты и занимаясь ростовщичеством. Он приобрел трехэтажный дом на набережной Екатерининского канала, № 43/67, где жил сам, однако ПФ в последние годы жизни занимала квартиру в доме на Невском, 69 14.

  Эти последние годы были весьма печальны: в 1854 г. в возрасте 24 лет скончался ее сын Алексей, на следующий – погибает в Крыму двадцатилетний юнкер Сергей и в Тульской губернии умирает дочь Софья Бельгард (31). После этого угасла и Прасковья Францевна. По свидетельству статского советника медика хирурга К. Гофмана умерла 12 ноября 1855 г. от долгопродолжительной нервной горячки 56.

  Несмотря на то, что ПФ вроде бы проживала по адресу: Невский, 69, отпевание проходило в Казанском соборе, прихожанкой которого она была, когда ещё жила в собственном доме мужа на Екатерининском канале, 43/67 (через дорогу от собора). Отпевал протоиерей Андрей Райковский. Погребена 15 ноября на Смоленском православном кладбище вместе с сыном Алексеем. Там же через год захоронят и Луку Ильича 57.

  В «Петербургском Некрополе» приведена ошибочная дата смерти – 2 ноября 1855 г. 5. Очевидно, на каком-то этапе печатания книги потерялась цифра 1.

  М =22.05.1821: Жемчужников Лука Ильич (1783–1856).

  Д: (16) с 1815 по 1839 годы родила 9 сыновей и 7 дочерей.

  до брака:

  • Платон (1815–?)
  • Владимир (1816–1877)
  • Надежда (1819–1848)
  • Александр (1820–1868)

  в браке:

  • Мария (22.12.1822–~1878)
  • Екатерина (27.05.1823–24.02.1865)
  • София (23.07.1824–3.07.1855)
  • Николай (03.03.1826–>1891)
  • Василий (18.03.1827–16.03.1829)
  • Ольга (03.07.1828–23.07.1829)
  • Алексей (21.04.1830–12.05.1854)
  • Варвара (13.08.1831–23.11.1917)
  • Наталия (~1833–03.06.1840)
  • Сергей (30.01.1835–10.05.1855)
  • Иван (~1837–15.05.1840)
  • Петр (10.04.1839–22.03.1908)

  См. линию Жемчужниковых.

• mr.6.1 Семен-Карл Францевич (15.11.1797 – ?)

  Simon Carl Alexander Franz von Morelli

  Сын коллежского асессора Франца Дементьевича.

  Крещен 30 ноября в лютеранской церкви Св. Петра. В метрической записи в строке Mutter написано только одно слово: Hellert. Зато в крестных, коих было пятеро, встречаем fr. Maria de Morelli 12(л.156). Что всё это означает – необходимо разбираться.

1. Выписки из СПб Ведомостей за 1798 г. // Русская Старина 1882, Т.35 С.425.
2. Выписки из СПб Ведомостей за 1799 г. // Русская Старина 1883, Т.40 С.453.
3. Адресная книга СПб 1809 г.
4. ЦГИА Ф.19 О.17 Д.745: СПб Дух. Консист.: О вступл. лиц иных вероисп. в брак с православными.
5. С. Петербургский некрополь, II, 152–153.
6. Жемчужников П.П. «Родословная дворян Жемчужниковых», Новгород 1907.
7. Молева Н.М. в "Москва – столица" С.306.
8. Сообщено Синюгиным Ю.Ю.
9. РГИА Ф.1343 О.21 Д.1859: О дворянстве добрачных детей Жемчужникова.
10. РГИА Ф.535 О.1 Д.8 Л.267–268об: Прошение вдовы баронессы Ю.Ф.Вреде Имп. Елизавете Алексеевне.
11. Engelhardt, Ernst Freih. v., Auszüge aus d. Kirchenbüchern d. St.Petersburger Konsistorialbezirks, JGM für 1905 u. 1906. Mitau 1908, («Выписки из метрических книг СПб консистории», 1905 и 1906 гг., Митава 1908).
12. ЦГИА Ф.708 О.1 Д.55: Книга регистрации крещеных в ц. Св. Петра (Sanct Petri kirche), 1788–1801.
13. Указатель жилищ и зданий СПб за 1822 г.
14. Путеводитель : 60,000 адресов из Санкт-Петербурга, Царского Села, Петергофа, Гатчина и прочия, 1854 : [в 2 ч. / сост. В.М. Матвеев]. – Санктпетербург : тип. К. Вингебера, ценз. 1853.
15. РГИА Ф.468 о.43 д.79 л.162об: Кабинет его величества. Черновые ведомости о расходах комнатной суммы на награждения, и пенсии и проч. за 1762–1764 гг.
16. Газета XVIII века «Санктпетербургские Ведомости». Указатели к содержанию (1761–1775 гг.). 1769–02–20 С.8.
17. Там же. 1772–06–29 С.5.
18. Архив Дирекции императорских театров. Вып. 1. Азбучный указатель, 1746–1801.
19. РГИА Ф.468 о.43 д.354 лл.63–67: Дела и бумаги с сопроводительными записками, бывшие в делопроизводстве у А.В.Храповицкого, 1793.
20. «Екатерина II в перепискѣ с Гриммом», Т.1–3. Тип. Императорской академия наук, 1879. С.53.
21. Нечаева В. «Из Книжки Архивиста» // «Красный архив» Т.3. Госполитиздат, 1923 С.309.
22. Эфрос А. «Гете в художественном наследстве СССР» // Литературное наследство Т.4/6, Институт Мировой Литературы им. А.М.Горького, 1932. С.855–880.
23. Адрес-календари за 1820–1829 гг.
24. Пушкин А.С. «Table-talk» // ПСС: В 10 т. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние,1977—1979. Т. 8. Автобиографическая и историческая проза. История Пугачева. Записки Моро де Бразе. 1978. С.64—83.
25. «Воспоминания Ф.Ф.Вигеля» в 2-х книгах, М.: Унив. тип. Катков и Ко, 1864. Ч.2 С.35.
26. Орлов Н.А. «Штурм Измаила Суворовым в 1790 году» СПб, 1890.
27. Документы разделов Речи Посполитой Гл. VI, Я.Е. Сиверс и Гродненский Сейм.
28. Иловайский Д.И. «Гродненский сейм 1793 года. Последний сейм Речи Посполитой». М.: Унив. тип. Катков и Ко, 1870.
29. Бройтман Л.И., Краснова Е.И. «Большая Морская улица». – М.: Центрполиграф, 2005.
30. Иванов А.А. «Дома и люди: Из истории петербургских особняков». МиМ-Дельта, 2005.
31. Адрес-Календарь 1815 ч.1 С.244.
32. Река времен: русский провинциальный Некрополь: картотека Н.П.Чулкова из собр. Гос. Лит. Музея. С.265.
33. РГИА Ф.1374 о.4 д.77: По просьбе гр. Анны Морелли-де-Розати, жалующейся на деверя своего Сенатского Секретаря Байкова в притеснениях (дочери Ив. Перф. Елагина), 1801.
34. Серков А.И. «Русское масонство, 1731–2000»: энциклопедический словарь. РОССПЭН, 2001. С.558
35. Бовыкин Д.Ю. «Эмигрантский корпус Конде на русской службе» // Россия и Франция XVIII-XX в. М., 2006 Вып.7 С.77–86.
36. Latvijas Valsts vēstures arhīvs (Государственный исторический архив Латвии) ф.235 о.5 д.29-L,M-V Л.38: Метр. кн. Митавской городской ц. Св. Троицы, немецкий, 1806–1833 гг.
37. РГИА Ф.19 О.2 Д.646: По представлению начальника Рижского округа, об утверждении в службе купеческого сына Морелли, 1828.
38. РГИА Ф.1349 о.3 д.1488: Форм. список о службе писца высшего разряда Курляндской палаты Гос. имуществ, неимеющего чина Адольфа Германовича Морелли за 1854 г.
39. Johann Gottfried Seume Sämmtliche Werke, J.F. Hartknoch, 1837. p.214.
40. Jean Marie Vincent Audin «Guide classique du voyageur en Europe: comprenant les tableaux des relais des postes de l'Europe, la manière de voyager dans les divers pays .... Allemagne, Suisse, Danemarck, Suède, Norwège, Russie, Pologne et Angleterre», Т.2, Audin, 1829. С.428.
41. Eugenio Gamurrini «Istoria genealogica delle famiglie nobili toscane, et vmbre» Fiorenza, Nella Stamperiadi Guccio Nauesi, 1671.
42. Fr. Ildefonso di San Luigi «Croniche di Giovanni di Iacopo e di Lionardo di Lorenzo Morelli» Firenzo, Per Gaet. Cambiagi Stampator Granducale, 1785.
43. РГИА Ф.1398 о.1 д.6095: Рапорт по жалобе гончарного мастера Смиряева на б. частного пристава Морелли, принуждавшего его дать ложные показания по делу о краже денег у купца Камерона, 1806.
44. Pietro Monti «Vocabolario dei dialetti della città e diocesi di Como» Milano, 1843.
45. Полное собрание законов Российской Империи: т.15 11564, 5 июня 1762.
46. «Интендантская расчетная ведомость с детальным указанием цен от 27 ноября 1798 г. по годовым нормам обеспечения амуницией и оружием служащих Сенатского батальона, состоявшего из 5 рот» СПб 1798.
47. Коцебу А.Ф.Ф. фон. Записки Августа Коцебу. Неизданное сочинение Августа Коцебу об императоре Павле I / Пер., примеч. А.Б.Лобанова-Ростовского // Цареубийство 11 марта 1801 года. Записки участников и современников. Изд. 2-е. Спб. А.С.Суворин, 1908. С. 315–423.
48. Список штаб-офицерам по старшинству по 11 апр. 1802 г. С.823.
49. Н.А.Энгельгардт «Павел I. Окровавленный трон» // Исторический вестник т.110 Ноябрь 1907 С.404. Тип. А.С.Суворина, 1907.
50. Н.Я.Эйдельман «Грань веков» М. 2004.
51. С.Н.Дурылин «Посол русского царя при дворе Гете» // Раздел из второй главы книги «Русские писатели у Гёте в Веймаре» – «Гете в политике Александра I и Николая I» С.128.
52. «Дело купцов Кошеваровых с полковницею Альбрехт о дворовом месте» 1819 г.// Журналы по делам Департамента гражданских и духовных дел // Архив Государственного Совета (1810–1825). С.257–262.
53. А.Иванов «История Петербурга в старых объявлениях» Центрполиграф 2008. Объявление 9 за 1797 г. (№51).
54. «Руководства к отыскиванию жилищ по СПб или Прибавление к Указателю жилищ и зданий в СПб» Изд. Самуил Адлер в Деп. Нар. Просв. 1824.
55. Примечания к собранию сочинений А.С.Пушкина, Т.3.: Письмо 466. П. В. Нащокину, 7 октября 1831 г. Стр. 420–421 Примечаний // Фундаментальная электронная библиотека "Русская литература и фольклор" (ФЭБ). Третий том, охватывающий период с 1831 по 1833 г., был подготовлен к печати после смерти Б.Л.Модзалевского его сыном Л.Б.Модзалевским и опубликован в 1935 г.
56. ЦГИА Ф.19 О.111 Д.345 Л.192: Метр. кн. Казанского собора, 1855.
57. ЦГИА Ф.19 О.111 Д.346 Л.280: Метр. кн. Казанского собора, 1856.
58. ЦГА МСК ОХД.1 Ф.2124 О.1 Д.1616 Л.10: Метр. кн. Богородице-Рождественской ц. в Столешниках, 1843.